ДРЕВНИЕ НОМАДЫ КАЗАХСКИХ СТЕПЕЙ
Автор: Самашев 3. Главный научный сотрудник Филиала Института археологии им. А.Х. Маргулана КН МОН РК в г. Астана, советник по научно-организационной деятельности, доктор исторических наук, член-корреспондент Германского археологического института
Обширная территория современного Казахстана, простирающаяся от Алтая до Нижнего Поволжья и Южного Приуралья, от берегов Сырдарьи до южной периферии Западно-Сибирской низменности, с неповторимым разнообразием природно-климатических и ландшафтных условий, чередованием высокогорья с альпийскими лугами и изобилием водных источников со степными просторами, мелкосопочниками и полупустынными и пустынными зонами, на всем протяжении 1 тыс. до н.э. представляла собой гигантскую историческую среду, где создавались, адаптированные к местным условиям наиболее эффективные хозяйственно-культурные комплексы, художественно-эстетические ценности и мировоззренческие системы, которые различались по форме проявления, но были удивительно близки по своей сути. Такое "единство многообразия", обусловлено существованием на указанной территории мощного культурного субстрата в конце 3 - начале 2 тыс. до н.э., базировавшегося на высокой для своего времени технологии обработки материала (в том числе цветных металлов - бронзы, золота и драгоценных камней), созданием устойчивой системы ведения кочевого скотоводческого хозяйства, а также эффективного вооружения и военного дела. Изобретения и новации в указанных сферах, особенно, в области военного искусства и конского снаряжения распространялись мгновенно на обширные пространства благодаря чрезвычайной подвижности конно-кочевых сообществ в результате военно-политических контактов, обмена и торговли между различными племенными объединениями и государственными образованиями. Безусловно, существовали реальные и опосредованные контакты с населением оседло-земледельческих оазисов, что приводило к культурным заимствованиям и диффузиям.
Отдельные образы в искусстве древних номадов - реальные или фантастические - грифоны, кентавры, кошачьи хищники, свернувшиеся в кольцо, травоядные, сцены терзания и т.д. отражают действительное состояние души, мировосприятие и мифопоэтические представления конного кочевника, неистово мчащегося по просторам Великой Степи.
За последнее десятилетие в изучении культур ранних кочевников в казахстанской археологии наметились некоторые положительные тенденции. На востоке и западе страны, в Семиречье, а также в пределах Казахского мелкосопочника открыты яркие и перспективные памятники, которые существенно расширяют наши представления о хронологических рамках функционирования номадических культур, уровне культурно-экономического развития, мифо-ритуальном комплексе и т.д.
Новые исследования памятников ранних кочевников в Майемерской степи на территории Казахского Алтая, позволили проследить, на начальном этапе их истории, преемственность в возведении наземных сооружений. Основу первоначальной конструкции наземного сооружения одного из раскопанных объектов могильника Майемер-2 составляют выложенные из крупных плит два кольца, пространство между которыми забутовано мелкими камнями в 2-3 слоя. В центре наземной конструкции зафиксированы выкладка и плиточное перекрытие, под которыми находилась могильная яма с подбоем в северной стене. Скелет, найденный здесь, принадлежал женщине европеоидной расы, антропологическая реконструкция которой выполнена Е.В.Веселовской. Сопроводительный инвентарь состоял из двух костяных накладок на колчанные ремни, одного костяного и шести бронзовых наконечников стрел.
Все бронзовые наконечники стрел по способу насада принадлежат к втульчатым, по форме сечения - к двулопастным, по форме головки - к ассиметрично-ромбовидным и один - ромбовидный. Различаются они длиной втулки.
В целом, указанные наконечники представляют вариант типа, распространенного в предсакских и раннесакских памятниках 8-7 вв. до н.э., - ромбовидной формы пера, ромбического сечения с внутренней втулкой.
Наиболее выдающееся открытие сделано в сезоне 2003 г. на известном могильнике Чиликты в Восточном Казахстане. Под одним из "царских" курганов удалось детально проследить все конструктивные элементы погребального сооружения и найти в сильно разграбленном погребении, сотни высокохудожественных изделий, выполненных в традициях раннескифского звериного стиля из литого золота, служивших украшением парадного облачения верховного владыки.
Новые чиликтинские находки, в числе которых протомы оленей со сросшимися рогами, позволяют атрибутировать часть вещей из Жалаулинского клада из Семиречья. Судя по радиоуглеродным датам, полученным в Лаборатории Института археологии АН Украины под руководством Н. Ковалюха и В. Скрипкина, новые Чиликтинские находки датируются 690-644 вв. до н.э.
Открытие на могильнике Берел способствовало развитию междисциплинарного подхода к археологическим исследованиям, в частности, молекулярно-биологического аспекта изучения проблем преемственности между древними, средневековыми и современными популяциями. Курган 11, один из крупнейших в некрополе Берел, содержал линзу мерзлоты. В результате полевых исследований в могильной яме был выявлен сруб из лиственничных плах с колодой внутри. На ее крышке располагались скульптуры четырех бронзовых позолоченных птиц - ангелов-хранителей. В колоде обнаружены мумифицированные останки двух умерших - мужчины 30-40 лет и женщины постарше.
Оба погребенных являлись, скорее всего, царствующими особами -представителями высшего слоя населения, обитавшего в данном регионе в конце 4 - начале 3 вв. до н.э. По предварительному заключению медиков, генетиков и антропологов тела покойников были бальзамированы, но в результате неоднократного ограбления кургана в колоду проникла вода, поэтому мягкая ткань сохранилась частично.
У погребенного мужчины сохранился сложный парик, остатки усов и бороды и фрагменты кожаной одежды, богато украшенной драгоценными камнями и золотом.
Вождь, как свидетельствует предварительная судебно-медицинская экспертиза, умер во время трепанации черепа. Его сопровождали в потусторонний мир хорошо сохранившиеся в мерзлоте и неограбленные трупы 13 верховых скакунов рыжей масти (олицетворяющих, возможно, союз двенадцати подвластных ему племен) в полном парадном убранстве, - в масках, увенчанных скульптурами тигрогрифонов и деревянными, покрытыми кожей и золотом рогами горных козлов в натуральную величину.
По богатству, роскоши и количеству найденных украшений конского снаряжения, выполненных в лучших традициях скифо-сибирского звериного стиля, Берелский курган стоит в одном ряду с выдающимися памятниками древних номадов Центральноазиатского региона - Пазырык, Иссык, Чертомлык и др. По своей значимости Берельские находки также сопоставимы с выдающимися находками из Трои, "Сокровищами Окса" и др. Многие вещи уникальны по своему художественному оформлению, трактовке звериных образов.
Благодаря подкурганной мерзлоте, сохранились в прекрасном состоянии не только изделия из дерева, кожи, но и войлочные покрытия конских седел с великолепными аппликациями на тему борьбы фантастических хищников.
По технологии изготовления и элементов орнаментальных композиций казахские тускиизы и сырмаки как бы являются прямыми продолжениями указанных изделий из войлока. Преемственность, прослеживаемая в изготовлении и украшении изделий из кожи, войлока, драгоценных металлов и камней, является важнейшей особенностью, подчеркивающей глубинные истоки казахского народного декоративно-прикладного искусства.
Найденные в кургане кожаные, богато украшенные седла пока являются самыми древними в Казахстане.
Планомерные многолетние археологические исследования кургана позволили детально выявить первоначальную конструкцию сооружения, архитектурные особенности, строительные приемы древних мастеров.
Другой курган некрополя Берел, № 36, исследованный в 2002-2003 годах, находился в 81 м к ССВ от известного объекта №11 и представлял собой сильно задернованную возвышенность высотой около 0,20 м. Наземная часть сооружения состояла из нескольких конструктивных элементов. По периметру курган был окружен поясом, сооруженным из плит и плиточных камней, стоящих вертикально или с наклоном впритык друг к другу в один ряд. В основе конструкции выявлены два концентрических кольца, образованных крупными плитами, блоками и брусковидными камнями, установленными плотно друг к другу вертикально или в наклонном к центру кургана положении в один-два ряда. С внешней стороны плиты и камни кольца были укреплены мелкими и средними по размеру, узкими длинными плитками. На некоторых участках кургана плиты и камни колец установлены с напуском друг на друга -"чешуей",, в два ряда со значительным наклоном к центру кургана. Пространство между внешним и внутренним кольцами были заполнены крупными блоками, камнями, плитами, зафиксированными в различном положении, а так же галькой и мелкими плитками.
Надмогильная выкладка фиксировалась по сравнительно крупным и средних размеров камням и плитам, довольно плотно лежащим в слое желтой глины с наклоном вниз, в могильную яму, образуя "щетинистое" возвышение над ямой.
Внутри могильной ямы, до глубины 1,70 м от ее верхнего края, располагалось многоярусное каменное сооружение, с прослойками земли. Важнейшим системообразующим элементом этой многокомпонентной конструкции является вертикально установленная плита, длиной 120 см, которая как бы соединяет куполообразную надмогильную выкладку — "ежик" с горизонтальными ярусами внутримогильной конструкции и которая в мифологическом сознании, скорее была связана с представлениями о мировой оси, пронизывающей все сферы мироздания. Ниже располагалось несколько массивных блоков продолговатых и округлых очертаний (весом от 200 до 500 кг), перекрывавшие погребальную камеру - цисту, сооруженную комбинированным способом и облицованную изнутри широкими вертикально установленными плитами и блоками, верхние концы которых одновременно служили опорой для перекрытия. Складывалось впечатление, что над мощным перекрытием ящика имелось свободное пространство, технические приемы создания которого пока не вполне понятны.
Внутри каменного ящика прослежены остатки трехвенцового сруба, дно которого полностью вымощено галечником, затем покрыто плахами и войлоком. Погребение человека, очевидно, являвшегося представителем кочевой аристократии, было начисто разграблено в древности; сохранились лишь разрозненные кости, фрагменты золотой фольги, бусинки в виде трубочек из белой пасты. Судя по остаткам тлена с золотыми нашивками, сруб с погребенным был покрыт войлочным ковром.
Замечательно то, что в одной стене цисты специально для сопроводительного захоронения коня сооружено ложе, дно которого покрыто плоскими плитами. В восточной части ложа находились высокие ступеньки, на которых покоились шея и голова животного, а туловище, соответственно, располагалось значительно ниже, в узком пространстве.
Убранство верхового коня знатной персоны состояло из более чем 60 предметов, изготовленных из кости и представляющих собой выдающиеся произведения косторезного искусства ранних кочевников Великого пояса степей. Такое количество высокохудожественных образцов резьбы по кости, выполненных в скифо-сибирском зверином стиле, встречено впервые в памятниках ранних кочевников Алтая.
Основным образом, представленным на этих изделиях, является грифон, синкретичность которого усилена содержательными элементами в виде лосиных рогов, трактованных как гребешки и направленных вперед, а также гипертрофированных ушей, торчащих кверху. Вся система расположения художественных изделий представляет собой своеобразный изобразительный текст, зооморфный код, вероятно, понятный и легко распознаваемый в среде кочевой элиты алтайского субрегиона. Геральдическая композиция из противопоставленных протом "лосегрифонов", составляющих основную часть изобразительного текста, подчеркивает особенности мировоззренческой ориентации социума, к которому принадлежал погребенный. Сущность коня, сопровождавшего в иной мир особо значимую персону, трансформирована в мифопоэтическом сознании древних в особо почитаемый образ мифологического существа. С подобными мифопоэтическими представлениями тесно переплетается, видимо, цветосимволика - сочетание красного, белого и золотистого оттенков, присутствующих почти во всех изделиях как декоративно-прикладного, так и культово-магического назначения. Так, все костяные изделия покрыты ярко красной краской - киноварью, местами оловянными пластинами и золотой фольгой. При определении последовательности нанесения красок выявлен определенный принцип: сначала наносится красная краска, затем белая и сакрально значимый золотистый цвет, как правило, завершает ритм цветового построения. Вся цветовая гамма призвана произвести необходимый эффект на окружающих о божественной сущности земного владыки - хозяина коня.
В эпоху ранних кочевников, к которой относятся курганы некрополя Берел, - в I тыс. до н.э. - на огромной территории Евразийского пояса степей произошли кардинальные перемены в экономике, культуре, общественных отношениях. В результате сформировались новые археологические культуры, образовавшие некое единство, обозначаемое термином "скифо-сибирское культурно-историческое единство", "скифо-сибирская общность", "скифский мир". В их число входили воинственные племена легендарных скифов, саков, массагетов, сарматов, юеджей и др. Скудные данные античных и восточных письменных источников и уникальная сохранность материала в "замерзших" могилах древних кочевников определили их особое место среди памятников Центральноазиатского региона.
Материалы из "замерзших" могил позволяют не только реконструировать одежду, прически, облик представителей кочевой аристократии Горного Алтая, конское убранство, погребальное сооружение, обрядность скифо-сакских племен, но и решить кардинальные вопросы истории региона.
Благодаря открытию в кургане Берел, впервые казахстанским генетикам удалось выделить из мумифицированных останков древних людей ДНК и палеогенетические маркеры для сопоставления с данными современной казахской популяции, а также изучать природу и механизм передачи древнего генетического кода последующим поколениям, и тем самым открыть новые горизонты в исследовании вопросов этногенеза и этнической истории казахского народа на молекулярно-биологическом уровне. В этом особая значимость и необходимость, продиктованная современным уровнем развития отечественной науки, основанная на интеграционном и комплексном подходах, исследуемых на могильнике Берел памятников.
Археологические раскопки курганов с мерзлотой являются основным источником для реконструкции и моделирования этнокультурных процессов с эпохи ранних кочевников до этнографической современности на территории Казахского Алтая. Именно археологические артефакты позволяют проследить преемственность в развитии материальной и духовной культуры на протяжении нескольких тысячелетий.
Завершен первый этап работ по исследованию сармато-массагетских храмов-святилищ Байте 1-3, Терен, Карамунке, Конай и др., которые характеризуют многие аспекты мировоззрения и религиозных представлений ранних кочевников, живших в стпеях между Аральским и Каспийским морями. В последние годы были открыты новые храмы-святилища на северных чинках Устюрта и Донызтау со статуями, воспроизводящими вооруженных воинов, в том числе, женщин-воительниц, предположительно, принадлежавших к массагетскому этническому массиву. Это Кызылукж, Кайнар, Тасастау, Кызылкуыс и др. и позволяют выделить устюртско-манкыстауский очаг монументального искусства древних кочевников.
О существовании культа обожествленных предков свидетельствуют результаты раскопок группы святилищ IV-II вв. до н.э. на Западном и Северном чинках Устюрта - Байте I, Байте III, Карамунке, Терен, Кайнар и Кызылуюк, названных сарматскими святилищами байтинского типа, по месту первых исследований. Центром каждого святилища являлась круглая в плане культовая конструкция, сложенная из каменных блоков, облицованная крупными плитами, на которые наносились так называемые сарматские знаки и многочисленные граффити. Здесь же заметим, что некоторые сарматские знаки иногда воспроизводятся в металле. Судя по раскопкам на Байте III, эти сооружения представляют собой многоступенчатое (многоуровневое) круглые архитектурное сооружение, вовнутрь которых спускались сверху, с помощью специальных ступенек; с центральной площадкой с каменным полом, в который вмонтировались крупные жертвенники. Вокруг подобных конструкций устанавливались высеченные из камня изваяния, изображающие хорошо вооруженных воинов (очевидно, героизированных предков), и большое количество круглых и квадратных каменных жертвенников. Жертвенники использовались для возлияний, возжигания огня и разных жертвоприношений. Количество изваяний на святилище варьирует от 2-3 до 30-32; очевидно, оно зависело от длительности функционирования, степени значимости святилища, численности создававшего и обслуживавшего святилище коллектива. Подавляющее большинство изваяний однотипны; они воспроизводят стоящую мужскую фигуру с опущенной правой и прижатой к животу левой рукой. Воинственность воспроизводимого образа подчеркивалась почти обязательным изображением меча, кинжала, шлема (?), а его высокий социальный ранг -изображением гривны и браслета. Крайне редко на территории святилищ обнаруживаются изваяния другого типа - более примитивные и не столь крупные. Их абрис имеет отдаленное сходство с фигурой человека, из антропоморфных элементов подтеской выделяется только голова. Черты лица и иногда руки обозначаются гравировкой, ноги обычно не показываются. Характерная черта изваяний данного типа - отсутствие на них изображений оружия и иных атрибутов, поэтому датировать данные памятники крайне сложно. Однако на основании их принадлежности к комплексам святилищ байтинского типа они предварительно датируются 4-2 вв. до н.э.
Как правило, изваяния устанавливались на некотором удалении к югу и юго-западу, реже к востоку и юго-востоку от главного сооружения святилища. При этом антропоморфы образовывали группы из 2-4 изваяний, стоящих в 1-2 м. друг от друга лицевой гранью на север или северо-запад. Изредка на территории святилищ устанавливались стелы (менгиры) в виде грубообработанных каменных столбов высотой до 2,5 м.
Обязательным элементом святилищ являются каменные скопления либо выкладки разного размера и формы. Очевидно, какая-то часть их относится к средневековью, однако, некоторые прямоугольные и округлые выкладки, несомненно, синхронны антропоморфным изваяниям. Сооружались они на древней дневной поверхности; как правило, следов ям под ними нет, но изредка отмечаются небольшие кострища.
Особенность святилищ байтинского типа - чистота их территории. Несмотря на тщательное изучение всей площади святилищ, там не обнаружено никаких бытовых отходов и следов хозяйственной деятельности. Изредка встречаются лишь фрагменты ритуальных плиток, небольших каменных сосудов, жертвенников.
При сопоставлении святилищ байтинского типа с синхронными культовыми комплексами степной Евразии выявляется их самобытность при наличии ряда "общекочевнических" элементов (курганы и курганообразные насыпи с ровиками, жертвенники и т.д.). Более специфичен обычай установки антропоморфных изваяний. Иконографией и изображенными реалиями изваяния байтинского типа отличаются от более ранних скифских 6-5 вв. до н.э., а также и от памятников позднего (4-3 вв. до н.э.) и позднейшего (1 в. до н.э. – 3 в. н.э.) этапов развития скифской скульптуры при наличии некоторых общих черт; что позволяет признать относительную самостоятельность устюртско-манкыстауского очага монументального искусства кочевников эпохи раннего железа. Детальная реконструкция религиозно-мифологической системы создателей святилищ байтинского типа возможна, очевидно, лишь после раскопок больших курганов; пока же несомненна связь данных святилищ с культом предков, героя-родоначальника, огня и, возможно, водной стихии.
К числу интересных памятников можно отнести позднесарматский курган Аралтобе. Курганная группа Аралтобе, расположенная в 65 км. к северо-востоку от центра Жылойского района Атырауской области п.Кулсары, в 25 км. восточнее с.Аккиизтогай и в 6 км. к югу от культово-мемориального комплекса Бекет Ата - Акмечеть, на левом берегу р.Эмба.
Под сложным каменно-земляным наземным сооружением кургана №1, с несомкнутым рвом у основания, были выявлены семь погребальных ям. Центральная, самая глубокая камера с южной стороны имела короткий и наклонный дромос с вырубленными ступеньками, а с севера соединялась с помощью полосы-дорожки, с широкой, но неглубокой могилой для коллективного захоронения. С западной стороны последней находилась небольшая узкая камера с воинским погребением. Остальные погребения совершались под полой насыпи, почти на уровне древней поверхности. За исключением одной, все могилы оказались сильно разграбленными. Найдены стандартный набор оружия (мечи, колчан со стрелами, копья) и женские украшения. Особый интерес представляет позднесарматский длинный меч со слабоизогнутым концом, который можно рассматривать как колюще-режущее оружие переходной к сабле формы.
Курган 2, где найдены замечательные художественные изделия, являлся самым крупным, но его насыпь оказалась сильно деформированной из-за неоднократного ограбления и совершения нескольких позднесарматских впускных погребений, а также разборки камней на строительство.
Первоначально объект представлял собой округлое в плане каменно-земляное сооружение высотой более 2 м, диаметром около 40 м. В середине возвышалась овальная ограда, воздвигнутая из плоских каменных плит поверх земляного вала. Последний, насыпан вокруг верхнего края прямоугольной с закругленными углами погребальной камеры и состоит из могильного выкида желтоватого цвета с серыми, зелеными карбонатными включениями. Высота земляного вала 50-70 см, ширина от 1,5 до 3 м. От этой ограды расходились радиальные "лучи", образованные, главным образом, вертикальными плитами.
Концы упомянутых "лучей", примыкающие к дугообразно-волнистому абрису внешнего офаждения кургана, надмогильная ограда и другие элементы создавали сложную конструкцию наподобие "солнечного колеса", семантика формы и содержание которого связаны с чрезвычайно сложным мифоритуальным комплексом древних сарматов и, безусловно, отражали их солярно-космогонистические представления.
Вся поверхность кургана, судя по сохранившимся камням, наклонно покрывалась чешуйчатым панцирем.
С северной стороны лучистого кургана был возведен из горизонтальных плит своеобразный "вход" в сакрализованное микропространство.
Процесс сооружения кургана в целом и отдельных его элементов, а также составных частей, по-видимому, сопровождался сложным и многоступенчатым ритуалом, включавшим различного рода заклинания, очистительно-магические действия и жертвоприношения. Об этом свидетельствуют, в частности, находки у основания отмеченного выше "входа", земляного вала вокруг основной погребальной камеры и в других местах, преднамеренно положенных костей животных, обломков керамики и остатков древесного угля.
В центре кургана зафиксирован очаг со следами сильного и глубокого прокала.
Сарматы были огнепоклонниками, верили в очистительную силу огня. Явно солярный характер наземной конструкции кургана, следы почитания огня и другие признаки указывают на возможное влияние зороастрийской религиозной традиции на мировоззрение и погребальную практику сарматов низовья р. Эмба, а вместе с тем на световую сущность похороненных здесь персон, принадлежавших, несомненно, к правящей элите и жреческой касте.
Основная погребальная камера изнутри была облицована камышовыми матами, укрепленными тонкими жердями.
На дне сильно потревоженной грабителями могилы, найдены останки мужчины 45-55 лет и несколько крайне фрагментарных невосстанавливаемых обломков костей женщины. Судя по сохранившимся в первоначальном положении берцовым костям, усопшие были погребены головами на юг. Тело женщины располагалось слева от мужчины.
В соответствии с нормами ритуала и статуса в кочевом сарматском обществе, умершие похоронены с особыми почестями, в богатом парадном одеянии. Вместе с ними в могилу были положены два коня, стандартный набор оружия - меч, кинжал, копье, колчан со стрелами; импортный сероглиняный хум с боковыми ручками и сливом; остатки кожаного сосуда, обломки железного жезла, покрытого золотой фольгой и украшенного двумя протомами ушастого грифона. Кроме того, найдены железный боевой крюк с остатками древка, колчанный крюк, бронзовое распределительное колесико для портупейных ремней, костяная игольница и небольшое количество крупных трехлопастных наконечников стрел из железа.
Несмотря на сильное ограбление, в могиле, на разных уровнях найдены около 400 золотых нашивных бляшек ромбовидной, круглой, рамчатой и змеевидной форм. В зависимости от формы они нашивались на различные части парадно-погребального облачения ушедших в инобытие особо значимых в сарматском обществе персон.
Особый интерес представляет уцелевший в заполнении ямы скелет беркута.
Протомы ушастого грифона, выполненные в лучших традициях скифо-сарматского звериного стиля, в совокупности с набором золотых художественных изделий, свидетельствуют о высоком социальном статусе погребенного.
Сопроводительное захоронение беркута и протомы ушастого грифона отражают, вероятно, мифологические представления о священном орле -медиаторе в трехчленном по вертикали пространстве в мировоззрении евразийского шаманства. В некоторых мифологемах орел выполняет функцию носителя души умерших на небеса. Орел в мировоззрении сарматов - символ власти верховного вождя.
Беркут в данном случае может быть связан с культом тотема - покровителя рода. Не исключается и возможность объяснения находки с точки зрения охотничье-промысловой деятельности погребенного здесь мужчины.
По существующей классификации железных трехлопастных наконечников стрел курган 2 датируется в пределах II в. до н.э.- начала н.э. Калиброванный радиоуглеродный возраст, полученный в лаборатории геохронологии изотопов Института геологии РАН Л.Л.Сулержицким - 129 г.н.э. (ГИН 10867).
Это время наивысшего расцвета культуры сарматов Арало-Каспийского региона и повышения военно-политической активности. Можно выделить в предварительном порядке два центра этнополитических объединений сарматов в пространстве Арало-Каспийского междуморья, обозначенные грандиозными храмами-святилищами с изваяниями вооруженных воинов типа Байте на юге и Кзыл-Уюк на севере.
Погребально-поминальный комплекс Дыкылтас на полуострове Тюбкараган на территории Манкыстауской области исследован в 1992-1993 гг. Его центральное сооружение представляло собой сложную в архитектурном отношении постройку из каменных плит разной формы и размеров, заключенную в кольцо-крепиду из массивных известняковых блоков. Блоки были уложены на древнюю дневную поверхность в один слой, образуя кольцо диаметром 11 м. От южного участка крепиды на север, в центр конструкции, вел короткий дромос шириной 1,3 м. Дромос был устроен из плит, стоящих на ребре и уложенных плашмя в виде кладки. Само сооружение прямоугольно-трапецевидной в плане формы построено из вкопанных на 0,1-0,2 м. в грунт известняковых плит. Размеры его (без дромоса) 7,45 х 5,05 м., ориентировано оно по оси запад-северо-запад - восток-юго-восток. Дромос вел в центр сооружения, где, очевидно, была установлена каменная стела и находился жертвенник - овальная каменная плита с углублением. К западу, востоку и северу от центра сооружения "крестообразно" расходились три погребальные камеры, отделенные друг от друга четырьмя симметрично расположенными жертвенно-поминальными ящиками небольших размеров. И погребальные камеры, и жертвенно-поминальные ящики были сооружены из стоящих вертикально на ребре каменных плит и имели плоское дно из таких же плит. Пространство между стенками центрального погребального сооружения и внутренним фасом кольца-крепиды было забутовано необработанными известняковыми плитами, лежавшими в 1-4 слоя "чешуеобразно". Наружная поверхность данной забутовки понижалась от центра конструкции к ее периферии.
Все три погребальные камеры центрального сооружения оказались потревоженными грабителями. В их заполнении, помимо разрозненных костей 25-30 индивидуумов разного пола и возраста, обнаружено значительное количество разнообразных предметов. Человеческие останки лишь в нижней части заполнения камер сохранились в анатомическом порядке; судя по ним, большинство погребенных было ориентировано головой на юг или юго-запад. Потревоженность останков не позволяет установить, всегда ли в камере помещались именно тела умерших, а не их кости, прошедшие специальную обработку. Так же неясно, имели ли камеры каменное перекрытие изначально или же некоторое время они стояли открытыми сверху, напоминая зороастрийские дахмы. В то же время, сохранность костного материала и его многочисленность свидетельствуют скорее в пользу того, что камеры после совершения в них захоронений изолировались сверху, то есть имели перекрытия, защищавшие человеческие останки от хищников. Среди обнаруженных в камерах предметов находилось оружие (бронзовые и железные наконечники стрел, колчанный крюк, железные мечи), орудия труда (пряслица, иглы, железные шилья и ножи, костяной игольник, каменные оселки), украшения и предметы туалета (височные подвески из плакированной золотом бронзы, бронзовые зеркала, терочники, бусы из гешира, пасты, камня и стекла), бытовые предметы (железные пряжки и наконечники ремней, керамическая посуда, терочники), культовые предметы ( глиняные и каменные курильницы, вотивные сосуды, амулеты, колокольчики). Особого внимания заслуживает полый костяной цилиндр - трубочка, квалифицируемый как игольница. Отдельные элементы выгравированного на данном предмете орнамента напоминают простейшие тамгообразные знаки, применявшиеся сарматами, юечжами и некоторыми другими народами Евразии эпохи раннего железа.
Возвращаясь к самому объекту отметим, что внутри центрального погребального сооружения, в четырех жертвенно-поминальных ящиках, примыкавших к погребальным камерам, обнаружены немногочисленные следы тризны: кости мелкого рогатого скота, зубы лошадей, фрагменты керамики и металлических изделий. Не исключено, что и погребальные, и жертвенно-поминальные ящики-камеры первоначально имели плоское каменное перекрытие, разрушенное при ограблении.
Снаружи к южному и восточному фасам крепиды центральчого погребального сооружения были пристроены две полукруглые каменные выкладки со следами сильного огня.
Заметим, что внутри восточной выкладки, в мощном слое золы зафиксирована преднамеренно положенная баранья лопатка, обычно используемая прорицателями, шаманами и др. у кочевых народов в качестве магического средства предсказания событий в некоторых исключительно важных ситуациях и во время ритуально-обрядовых действий.
Анализ инвентаря и погребального обряда позволяет предположить о двухслойное™ этого памятника. Как законченный и единый комплекс с четко регламентированной системой взаимосвязей между составными частями, со сложной семантикой и особым семиотическим статусом, он сложился в 4 в.до н.э., однако, через небольшой промежуток времени, исчерпав свои возможности, перестает функционировать как поминально-погребальный объект.
В середине 3 в.н.э. происходит его внезапное кратковременное возрождение, что подтверждается радиоуглеродным анализом костных остатков из погребальной камеры 2, выполненной в лаборатории геохимии изотопов и геохронологии геологического Института РАН Сулержицким Л.Д. -240+40 гг. н.э. (ГИН - 7855) и небольшим набором вещей - железными трехлопастными наконечниками стрел, пряжками, станковой керамической посудой и т.д.
В отличие от населения 4 в. до н.э. поздние жители региона практиковали обряд полного трупоположения. Для подзахоронений они использовали восточную и северную камеры, сильно потревожив при этом останки умерших 4 в. до н.э. Погребенные укладывались на спину, головами на Ю и ЮЮЗ и перекрыты небольшими плоскими плитами.
В результате изучения найденных человеческих останков выяснилось, что кочевники данного региона в антропологическом отношении являлись в основном европеоидами, но с ярко выраженной монголоидной примесью. Это подтверждает вывод о сложности процесса формирования новых степных этносов. Антропологическая реконструкция, выполненная по черепу одного из погребенных мужчин, позволила увидеть воссозданный образ реального человека, жившего в 3 в. н.э.
В 90-х годах прошлого столетия и в последние годы, на полуострове Тупкараган, в северо-восточном Прикаспии, исследована серия своеобразных погребально-поминальных памятников типа многокамерных "гробниц" со сводом и дромосом, часть которых оставлена, по-видимому, представителями какой-то группы союза массагетских племен. Хронология этих памятников охватывает время с 6 в до н.э. до 3 в. н.э.
Савроматские и сарматские культурные пласты Западной Азии (под этой географической номенклатурой мы подразумеваем современную территорию Манкыстауской, Атырауской, Западно-Казахстанской и Актюбинской областей РК) представлены великолепными изделиями из золота, бронзы, кости, выполненные в лучших традициях скифо-сибирского звериного стиля. Среди них отметим, массивные бляхи от конского снаряжения в виде свернувшегося в кольцо кошачьего хищника, фигурки птиц, грифонов, а также золотые украшения из некрополей Кырыкоба, Лебедевка и Тунгуш.
Таким образом, беглая характеристика последних открытий на территории Казахстана демонстрирует яркость и разнообразие памятников, характеризующих высокую культуру древних номадов; показывает перспективность исследований нерешенных проблем хронологии, типологии, классификации и интерпретации археологических материалов, а также позволяет определить вклад и значение культурных достижений скифо-сакских народов Казахских степей, живших в 1 тыс. до н.э. В тоже время интенсивное развитие археологических поисков на современном этапе настоятельно диктует внедрение в гуманитарные исследования новейших достижений естественных и технических наук, следовательно, реализации мультидисциплинарного методического подхода к этим исследованиям.
Автор: Самашев 3. Главный научный сотрудник Филиала Института археологии им. А.Х. Маргулана КН МОН РК в г. Астана, советник по научно-организационной деятельности, доктор исторических наук, член-корреспондент Германского археологического института
Обширная территория современного Казахстана, простирающаяся от Алтая до Нижнего Поволжья и Южного Приуралья, от берегов Сырдарьи до южной периферии Западно-Сибирской низменности, с неповторимым разнообразием природно-климатических и ландшафтных условий, чередованием высокогорья с альпийскими лугами и изобилием водных источников со степными просторами, мелкосопочниками и полупустынными и пустынными зонами, на всем протяжении 1 тыс. до н.э. представляла собой гигантскую историческую среду, где создавались, адаптированные к местным условиям наиболее эффективные хозяйственно-культурные комплексы, художественно-эстетические ценности и мировоззренческие системы, которые различались по форме проявления, но были удивительно близки по своей сути. Такое "единство многообразия", обусловлено существованием на указанной территории мощного культурного субстрата в конце 3 - начале 2 тыс. до н.э., базировавшегося на высокой для своего времени технологии обработки материала (в том числе цветных металлов - бронзы, золота и драгоценных камней), созданием устойчивой системы ведения кочевого скотоводческого хозяйства, а также эффективного вооружения и военного дела. Изобретения и новации в указанных сферах, особенно, в области военного искусства и конского снаряжения распространялись мгновенно на обширные пространства благодаря чрезвычайной подвижности конно-кочевых сообществ в результате военно-политических контактов, обмена и торговли между различными племенными объединениями и государственными образованиями. Безусловно, существовали реальные и опосредованные контакты с населением оседло-земледельческих оазисов, что приводило к культурным заимствованиям и диффузиям.
Отдельные образы в искусстве древних номадов - реальные или фантастические - грифоны, кентавры, кошачьи хищники, свернувшиеся в кольцо, травоядные, сцены терзания и т.д. отражают действительное состояние души, мировосприятие и мифопоэтические представления конного кочевника, неистово мчащегося по просторам Великой Степи.
За последнее десятилетие в изучении культур ранних кочевников в казахстанской археологии наметились некоторые положительные тенденции. На востоке и западе страны, в Семиречье, а также в пределах Казахского мелкосопочника открыты яркие и перспективные памятники, которые существенно расширяют наши представления о хронологических рамках функционирования номадических культур, уровне культурно-экономического развития, мифо-ритуальном комплексе и т.д.
Новые исследования памятников ранних кочевников в Майемерской степи на территории Казахского Алтая, позволили проследить, на начальном этапе их истории, преемственность в возведении наземных сооружений. Основу первоначальной конструкции наземного сооружения одного из раскопанных объектов могильника Майемер-2 составляют выложенные из крупных плит два кольца, пространство между которыми забутовано мелкими камнями в 2-3 слоя. В центре наземной конструкции зафиксированы выкладка и плиточное перекрытие, под которыми находилась могильная яма с подбоем в северной стене. Скелет, найденный здесь, принадлежал женщине европеоидной расы, антропологическая реконструкция которой выполнена Е.В.Веселовской. Сопроводительный инвентарь состоял из двух костяных накладок на колчанные ремни, одного костяного и шести бронзовых наконечников стрел.
Все бронзовые наконечники стрел по способу насада принадлежат к втульчатым, по форме сечения - к двулопастным, по форме головки - к ассиметрично-ромбовидным и один - ромбовидный. Различаются они длиной втулки.
В целом, указанные наконечники представляют вариант типа, распространенного в предсакских и раннесакских памятниках 8-7 вв. до н.э., - ромбовидной формы пера, ромбического сечения с внутренней втулкой.
Наиболее выдающееся открытие сделано в сезоне 2003 г. на известном могильнике Чиликты в Восточном Казахстане. Под одним из "царских" курганов удалось детально проследить все конструктивные элементы погребального сооружения и найти в сильно разграбленном погребении, сотни высокохудожественных изделий, выполненных в традициях раннескифского звериного стиля из литого золота, служивших украшением парадного облачения верховного владыки.
Новые чиликтинские находки, в числе которых протомы оленей со сросшимися рогами, позволяют атрибутировать часть вещей из Жалаулинского клада из Семиречья. Судя по радиоуглеродным датам, полученным в Лаборатории Института археологии АН Украины под руководством Н. Ковалюха и В. Скрипкина, новые Чиликтинские находки датируются 690-644 вв. до н.э.
Открытие на могильнике Берел способствовало развитию междисциплинарного подхода к археологическим исследованиям, в частности, молекулярно-биологического аспекта изучения проблем преемственности между древними, средневековыми и современными популяциями. Курган 11, один из крупнейших в некрополе Берел, содержал линзу мерзлоты. В результате полевых исследований в могильной яме был выявлен сруб из лиственничных плах с колодой внутри. На ее крышке располагались скульптуры четырех бронзовых позолоченных птиц - ангелов-хранителей. В колоде обнаружены мумифицированные останки двух умерших - мужчины 30-40 лет и женщины постарше.
Оба погребенных являлись, скорее всего, царствующими особами -представителями высшего слоя населения, обитавшего в данном регионе в конце 4 - начале 3 вв. до н.э. По предварительному заключению медиков, генетиков и антропологов тела покойников были бальзамированы, но в результате неоднократного ограбления кургана в колоду проникла вода, поэтому мягкая ткань сохранилась частично.
У погребенного мужчины сохранился сложный парик, остатки усов и бороды и фрагменты кожаной одежды, богато украшенной драгоценными камнями и золотом.
Вождь, как свидетельствует предварительная судебно-медицинская экспертиза, умер во время трепанации черепа. Его сопровождали в потусторонний мир хорошо сохранившиеся в мерзлоте и неограбленные трупы 13 верховых скакунов рыжей масти (олицетворяющих, возможно, союз двенадцати подвластных ему племен) в полном парадном убранстве, - в масках, увенчанных скульптурами тигрогрифонов и деревянными, покрытыми кожей и золотом рогами горных козлов в натуральную величину.
По богатству, роскоши и количеству найденных украшений конского снаряжения, выполненных в лучших традициях скифо-сибирского звериного стиля, Берелский курган стоит в одном ряду с выдающимися памятниками древних номадов Центральноазиатского региона - Пазырык, Иссык, Чертомлык и др. По своей значимости Берельские находки также сопоставимы с выдающимися находками из Трои, "Сокровищами Окса" и др. Многие вещи уникальны по своему художественному оформлению, трактовке звериных образов.
Благодаря подкурганной мерзлоте, сохранились в прекрасном состоянии не только изделия из дерева, кожи, но и войлочные покрытия конских седел с великолепными аппликациями на тему борьбы фантастических хищников.
По технологии изготовления и элементов орнаментальных композиций казахские тускиизы и сырмаки как бы являются прямыми продолжениями указанных изделий из войлока. Преемственность, прослеживаемая в изготовлении и украшении изделий из кожи, войлока, драгоценных металлов и камней, является важнейшей особенностью, подчеркивающей глубинные истоки казахского народного декоративно-прикладного искусства.
Найденные в кургане кожаные, богато украшенные седла пока являются самыми древними в Казахстане.
Планомерные многолетние археологические исследования кургана позволили детально выявить первоначальную конструкцию сооружения, архитектурные особенности, строительные приемы древних мастеров.
Другой курган некрополя Берел, № 36, исследованный в 2002-2003 годах, находился в 81 м к ССВ от известного объекта №11 и представлял собой сильно задернованную возвышенность высотой около 0,20 м. Наземная часть сооружения состояла из нескольких конструктивных элементов. По периметру курган был окружен поясом, сооруженным из плит и плиточных камней, стоящих вертикально или с наклоном впритык друг к другу в один ряд. В основе конструкции выявлены два концентрических кольца, образованных крупными плитами, блоками и брусковидными камнями, установленными плотно друг к другу вертикально или в наклонном к центру кургана положении в один-два ряда. С внешней стороны плиты и камни кольца были укреплены мелкими и средними по размеру, узкими длинными плитками. На некоторых участках кургана плиты и камни колец установлены с напуском друг на друга -"чешуей",, в два ряда со значительным наклоном к центру кургана. Пространство между внешним и внутренним кольцами были заполнены крупными блоками, камнями, плитами, зафиксированными в различном положении, а так же галькой и мелкими плитками.
Надмогильная выкладка фиксировалась по сравнительно крупным и средних размеров камням и плитам, довольно плотно лежащим в слое желтой глины с наклоном вниз, в могильную яму, образуя "щетинистое" возвышение над ямой.
Внутри могильной ямы, до глубины 1,70 м от ее верхнего края, располагалось многоярусное каменное сооружение, с прослойками земли. Важнейшим системообразующим элементом этой многокомпонентной конструкции является вертикально установленная плита, длиной 120 см, которая как бы соединяет куполообразную надмогильную выкладку — "ежик" с горизонтальными ярусами внутримогильной конструкции и которая в мифологическом сознании, скорее была связана с представлениями о мировой оси, пронизывающей все сферы мироздания. Ниже располагалось несколько массивных блоков продолговатых и округлых очертаний (весом от 200 до 500 кг), перекрывавшие погребальную камеру - цисту, сооруженную комбинированным способом и облицованную изнутри широкими вертикально установленными плитами и блоками, верхние концы которых одновременно служили опорой для перекрытия. Складывалось впечатление, что над мощным перекрытием ящика имелось свободное пространство, технические приемы создания которого пока не вполне понятны.
Внутри каменного ящика прослежены остатки трехвенцового сруба, дно которого полностью вымощено галечником, затем покрыто плахами и войлоком. Погребение человека, очевидно, являвшегося представителем кочевой аристократии, было начисто разграблено в древности; сохранились лишь разрозненные кости, фрагменты золотой фольги, бусинки в виде трубочек из белой пасты. Судя по остаткам тлена с золотыми нашивками, сруб с погребенным был покрыт войлочным ковром.
Замечательно то, что в одной стене цисты специально для сопроводительного захоронения коня сооружено ложе, дно которого покрыто плоскими плитами. В восточной части ложа находились высокие ступеньки, на которых покоились шея и голова животного, а туловище, соответственно, располагалось значительно ниже, в узком пространстве.
Убранство верхового коня знатной персоны состояло из более чем 60 предметов, изготовленных из кости и представляющих собой выдающиеся произведения косторезного искусства ранних кочевников Великого пояса степей. Такое количество высокохудожественных образцов резьбы по кости, выполненных в скифо-сибирском зверином стиле, встречено впервые в памятниках ранних кочевников Алтая.
Основным образом, представленным на этих изделиях, является грифон, синкретичность которого усилена содержательными элементами в виде лосиных рогов, трактованных как гребешки и направленных вперед, а также гипертрофированных ушей, торчащих кверху. Вся система расположения художественных изделий представляет собой своеобразный изобразительный текст, зооморфный код, вероятно, понятный и легко распознаваемый в среде кочевой элиты алтайского субрегиона. Геральдическая композиция из противопоставленных протом "лосегрифонов", составляющих основную часть изобразительного текста, подчеркивает особенности мировоззренческой ориентации социума, к которому принадлежал погребенный. Сущность коня, сопровождавшего в иной мир особо значимую персону, трансформирована в мифопоэтическом сознании древних в особо почитаемый образ мифологического существа. С подобными мифопоэтическими представлениями тесно переплетается, видимо, цветосимволика - сочетание красного, белого и золотистого оттенков, присутствующих почти во всех изделиях как декоративно-прикладного, так и культово-магического назначения. Так, все костяные изделия покрыты ярко красной краской - киноварью, местами оловянными пластинами и золотой фольгой. При определении последовательности нанесения красок выявлен определенный принцип: сначала наносится красная краска, затем белая и сакрально значимый золотистый цвет, как правило, завершает ритм цветового построения. Вся цветовая гамма призвана произвести необходимый эффект на окружающих о божественной сущности земного владыки - хозяина коня.
В эпоху ранних кочевников, к которой относятся курганы некрополя Берел, - в I тыс. до н.э. - на огромной территории Евразийского пояса степей произошли кардинальные перемены в экономике, культуре, общественных отношениях. В результате сформировались новые археологические культуры, образовавшие некое единство, обозначаемое термином "скифо-сибирское культурно-историческое единство", "скифо-сибирская общность", "скифский мир". В их число входили воинственные племена легендарных скифов, саков, массагетов, сарматов, юеджей и др. Скудные данные античных и восточных письменных источников и уникальная сохранность материала в "замерзших" могилах древних кочевников определили их особое место среди памятников Центральноазиатского региона.
Материалы из "замерзших" могил позволяют не только реконструировать одежду, прически, облик представителей кочевой аристократии Горного Алтая, конское убранство, погребальное сооружение, обрядность скифо-сакских племен, но и решить кардинальные вопросы истории региона.
Благодаря открытию в кургане Берел, впервые казахстанским генетикам удалось выделить из мумифицированных останков древних людей ДНК и палеогенетические маркеры для сопоставления с данными современной казахской популяции, а также изучать природу и механизм передачи древнего генетического кода последующим поколениям, и тем самым открыть новые горизонты в исследовании вопросов этногенеза и этнической истории казахского народа на молекулярно-биологическом уровне. В этом особая значимость и необходимость, продиктованная современным уровнем развития отечественной науки, основанная на интеграционном и комплексном подходах, исследуемых на могильнике Берел памятников.
Археологические раскопки курганов с мерзлотой являются основным источником для реконструкции и моделирования этнокультурных процессов с эпохи ранних кочевников до этнографической современности на территории Казахского Алтая. Именно археологические артефакты позволяют проследить преемственность в развитии материальной и духовной культуры на протяжении нескольких тысячелетий.
Завершен первый этап работ по исследованию сармато-массагетских храмов-святилищ Байте 1-3, Терен, Карамунке, Конай и др., которые характеризуют многие аспекты мировоззрения и религиозных представлений ранних кочевников, живших в стпеях между Аральским и Каспийским морями. В последние годы были открыты новые храмы-святилища на северных чинках Устюрта и Донызтау со статуями, воспроизводящими вооруженных воинов, в том числе, женщин-воительниц, предположительно, принадлежавших к массагетскому этническому массиву. Это Кызылукж, Кайнар, Тасастау, Кызылкуыс и др. и позволяют выделить устюртско-манкыстауский очаг монументального искусства древних кочевников.
О существовании культа обожествленных предков свидетельствуют результаты раскопок группы святилищ IV-II вв. до н.э. на Западном и Северном чинках Устюрта - Байте I, Байте III, Карамунке, Терен, Кайнар и Кызылуюк, названных сарматскими святилищами байтинского типа, по месту первых исследований. Центром каждого святилища являлась круглая в плане культовая конструкция, сложенная из каменных блоков, облицованная крупными плитами, на которые наносились так называемые сарматские знаки и многочисленные граффити. Здесь же заметим, что некоторые сарматские знаки иногда воспроизводятся в металле. Судя по раскопкам на Байте III, эти сооружения представляют собой многоступенчатое (многоуровневое) круглые архитектурное сооружение, вовнутрь которых спускались сверху, с помощью специальных ступенек; с центральной площадкой с каменным полом, в который вмонтировались крупные жертвенники. Вокруг подобных конструкций устанавливались высеченные из камня изваяния, изображающие хорошо вооруженных воинов (очевидно, героизированных предков), и большое количество круглых и квадратных каменных жертвенников. Жертвенники использовались для возлияний, возжигания огня и разных жертвоприношений. Количество изваяний на святилище варьирует от 2-3 до 30-32; очевидно, оно зависело от длительности функционирования, степени значимости святилища, численности создававшего и обслуживавшего святилище коллектива. Подавляющее большинство изваяний однотипны; они воспроизводят стоящую мужскую фигуру с опущенной правой и прижатой к животу левой рукой. Воинственность воспроизводимого образа подчеркивалась почти обязательным изображением меча, кинжала, шлема (?), а его высокий социальный ранг -изображением гривны и браслета. Крайне редко на территории святилищ обнаруживаются изваяния другого типа - более примитивные и не столь крупные. Их абрис имеет отдаленное сходство с фигурой человека, из антропоморфных элементов подтеской выделяется только голова. Черты лица и иногда руки обозначаются гравировкой, ноги обычно не показываются. Характерная черта изваяний данного типа - отсутствие на них изображений оружия и иных атрибутов, поэтому датировать данные памятники крайне сложно. Однако на основании их принадлежности к комплексам святилищ байтинского типа они предварительно датируются 4-2 вв. до н.э.
Как правило, изваяния устанавливались на некотором удалении к югу и юго-западу, реже к востоку и юго-востоку от главного сооружения святилища. При этом антропоморфы образовывали группы из 2-4 изваяний, стоящих в 1-2 м. друг от друга лицевой гранью на север или северо-запад. Изредка на территории святилищ устанавливались стелы (менгиры) в виде грубообработанных каменных столбов высотой до 2,5 м.
Обязательным элементом святилищ являются каменные скопления либо выкладки разного размера и формы. Очевидно, какая-то часть их относится к средневековью, однако, некоторые прямоугольные и округлые выкладки, несомненно, синхронны антропоморфным изваяниям. Сооружались они на древней дневной поверхности; как правило, следов ям под ними нет, но изредка отмечаются небольшие кострища.
Особенность святилищ байтинского типа - чистота их территории. Несмотря на тщательное изучение всей площади святилищ, там не обнаружено никаких бытовых отходов и следов хозяйственной деятельности. Изредка встречаются лишь фрагменты ритуальных плиток, небольших каменных сосудов, жертвенников.
При сопоставлении святилищ байтинского типа с синхронными культовыми комплексами степной Евразии выявляется их самобытность при наличии ряда "общекочевнических" элементов (курганы и курганообразные насыпи с ровиками, жертвенники и т.д.). Более специфичен обычай установки антропоморфных изваяний. Иконографией и изображенными реалиями изваяния байтинского типа отличаются от более ранних скифских 6-5 вв. до н.э., а также и от памятников позднего (4-3 вв. до н.э.) и позднейшего (1 в. до н.э. – 3 в. н.э.) этапов развития скифской скульптуры при наличии некоторых общих черт; что позволяет признать относительную самостоятельность устюртско-манкыстауского очага монументального искусства кочевников эпохи раннего железа. Детальная реконструкция религиозно-мифологической системы создателей святилищ байтинского типа возможна, очевидно, лишь после раскопок больших курганов; пока же несомненна связь данных святилищ с культом предков, героя-родоначальника, огня и, возможно, водной стихии.
К числу интересных памятников можно отнести позднесарматский курган Аралтобе. Курганная группа Аралтобе, расположенная в 65 км. к северо-востоку от центра Жылойского района Атырауской области п.Кулсары, в 25 км. восточнее с.Аккиизтогай и в 6 км. к югу от культово-мемориального комплекса Бекет Ата - Акмечеть, на левом берегу р.Эмба.
Под сложным каменно-земляным наземным сооружением кургана №1, с несомкнутым рвом у основания, были выявлены семь погребальных ям. Центральная, самая глубокая камера с южной стороны имела короткий и наклонный дромос с вырубленными ступеньками, а с севера соединялась с помощью полосы-дорожки, с широкой, но неглубокой могилой для коллективного захоронения. С западной стороны последней находилась небольшая узкая камера с воинским погребением. Остальные погребения совершались под полой насыпи, почти на уровне древней поверхности. За исключением одной, все могилы оказались сильно разграбленными. Найдены стандартный набор оружия (мечи, колчан со стрелами, копья) и женские украшения. Особый интерес представляет позднесарматский длинный меч со слабоизогнутым концом, который можно рассматривать как колюще-режущее оружие переходной к сабле формы.
Курган 2, где найдены замечательные художественные изделия, являлся самым крупным, но его насыпь оказалась сильно деформированной из-за неоднократного ограбления и совершения нескольких позднесарматских впускных погребений, а также разборки камней на строительство.
Первоначально объект представлял собой округлое в плане каменно-земляное сооружение высотой более 2 м, диаметром около 40 м. В середине возвышалась овальная ограда, воздвигнутая из плоских каменных плит поверх земляного вала. Последний, насыпан вокруг верхнего края прямоугольной с закругленными углами погребальной камеры и состоит из могильного выкида желтоватого цвета с серыми, зелеными карбонатными включениями. Высота земляного вала 50-70 см, ширина от 1,5 до 3 м. От этой ограды расходились радиальные "лучи", образованные, главным образом, вертикальными плитами.
Концы упомянутых "лучей", примыкающие к дугообразно-волнистому абрису внешнего офаждения кургана, надмогильная ограда и другие элементы создавали сложную конструкцию наподобие "солнечного колеса", семантика формы и содержание которого связаны с чрезвычайно сложным мифоритуальным комплексом древних сарматов и, безусловно, отражали их солярно-космогонистические представления.
Вся поверхность кургана, судя по сохранившимся камням, наклонно покрывалась чешуйчатым панцирем.
С северной стороны лучистого кургана был возведен из горизонтальных плит своеобразный "вход" в сакрализованное микропространство.
Процесс сооружения кургана в целом и отдельных его элементов, а также составных частей, по-видимому, сопровождался сложным и многоступенчатым ритуалом, включавшим различного рода заклинания, очистительно-магические действия и жертвоприношения. Об этом свидетельствуют, в частности, находки у основания отмеченного выше "входа", земляного вала вокруг основной погребальной камеры и в других местах, преднамеренно положенных костей животных, обломков керамики и остатков древесного угля.
В центре кургана зафиксирован очаг со следами сильного и глубокого прокала.
Сарматы были огнепоклонниками, верили в очистительную силу огня. Явно солярный характер наземной конструкции кургана, следы почитания огня и другие признаки указывают на возможное влияние зороастрийской религиозной традиции на мировоззрение и погребальную практику сарматов низовья р. Эмба, а вместе с тем на световую сущность похороненных здесь персон, принадлежавших, несомненно, к правящей элите и жреческой касте.
Основная погребальная камера изнутри была облицована камышовыми матами, укрепленными тонкими жердями.
На дне сильно потревоженной грабителями могилы, найдены останки мужчины 45-55 лет и несколько крайне фрагментарных невосстанавливаемых обломков костей женщины. Судя по сохранившимся в первоначальном положении берцовым костям, усопшие были погребены головами на юг. Тело женщины располагалось слева от мужчины.
В соответствии с нормами ритуала и статуса в кочевом сарматском обществе, умершие похоронены с особыми почестями, в богатом парадном одеянии. Вместе с ними в могилу были положены два коня, стандартный набор оружия - меч, кинжал, копье, колчан со стрелами; импортный сероглиняный хум с боковыми ручками и сливом; остатки кожаного сосуда, обломки железного жезла, покрытого золотой фольгой и украшенного двумя протомами ушастого грифона. Кроме того, найдены железный боевой крюк с остатками древка, колчанный крюк, бронзовое распределительное колесико для портупейных ремней, костяная игольница и небольшое количество крупных трехлопастных наконечников стрел из железа.
Несмотря на сильное ограбление, в могиле, на разных уровнях найдены около 400 золотых нашивных бляшек ромбовидной, круглой, рамчатой и змеевидной форм. В зависимости от формы они нашивались на различные части парадно-погребального облачения ушедших в инобытие особо значимых в сарматском обществе персон.
Особый интерес представляет уцелевший в заполнении ямы скелет беркута.
Протомы ушастого грифона, выполненные в лучших традициях скифо-сарматского звериного стиля, в совокупности с набором золотых художественных изделий, свидетельствуют о высоком социальном статусе погребенного.
Сопроводительное захоронение беркута и протомы ушастого грифона отражают, вероятно, мифологические представления о священном орле -медиаторе в трехчленном по вертикали пространстве в мировоззрении евразийского шаманства. В некоторых мифологемах орел выполняет функцию носителя души умерших на небеса. Орел в мировоззрении сарматов - символ власти верховного вождя.
Беркут в данном случае может быть связан с культом тотема - покровителя рода. Не исключается и возможность объяснения находки с точки зрения охотничье-промысловой деятельности погребенного здесь мужчины.
По существующей классификации железных трехлопастных наконечников стрел курган 2 датируется в пределах II в. до н.э.- начала н.э. Калиброванный радиоуглеродный возраст, полученный в лаборатории геохронологии изотопов Института геологии РАН Л.Л.Сулержицким - 129 г.н.э. (ГИН 10867).
Это время наивысшего расцвета культуры сарматов Арало-Каспийского региона и повышения военно-политической активности. Можно выделить в предварительном порядке два центра этнополитических объединений сарматов в пространстве Арало-Каспийского междуморья, обозначенные грандиозными храмами-святилищами с изваяниями вооруженных воинов типа Байте на юге и Кзыл-Уюк на севере.
Погребально-поминальный комплекс Дыкылтас на полуострове Тюбкараган на территории Манкыстауской области исследован в 1992-1993 гг. Его центральное сооружение представляло собой сложную в архитектурном отношении постройку из каменных плит разной формы и размеров, заключенную в кольцо-крепиду из массивных известняковых блоков. Блоки были уложены на древнюю дневную поверхность в один слой, образуя кольцо диаметром 11 м. От южного участка крепиды на север, в центр конструкции, вел короткий дромос шириной 1,3 м. Дромос был устроен из плит, стоящих на ребре и уложенных плашмя в виде кладки. Само сооружение прямоугольно-трапецевидной в плане формы построено из вкопанных на 0,1-0,2 м. в грунт известняковых плит. Размеры его (без дромоса) 7,45 х 5,05 м., ориентировано оно по оси запад-северо-запад - восток-юго-восток. Дромос вел в центр сооружения, где, очевидно, была установлена каменная стела и находился жертвенник - овальная каменная плита с углублением. К западу, востоку и северу от центра сооружения "крестообразно" расходились три погребальные камеры, отделенные друг от друга четырьмя симметрично расположенными жертвенно-поминальными ящиками небольших размеров. И погребальные камеры, и жертвенно-поминальные ящики были сооружены из стоящих вертикально на ребре каменных плит и имели плоское дно из таких же плит. Пространство между стенками центрального погребального сооружения и внутренним фасом кольца-крепиды было забутовано необработанными известняковыми плитами, лежавшими в 1-4 слоя "чешуеобразно". Наружная поверхность данной забутовки понижалась от центра конструкции к ее периферии.
Все три погребальные камеры центрального сооружения оказались потревоженными грабителями. В их заполнении, помимо разрозненных костей 25-30 индивидуумов разного пола и возраста, обнаружено значительное количество разнообразных предметов. Человеческие останки лишь в нижней части заполнения камер сохранились в анатомическом порядке; судя по ним, большинство погребенных было ориентировано головой на юг или юго-запад. Потревоженность останков не позволяет установить, всегда ли в камере помещались именно тела умерших, а не их кости, прошедшие специальную обработку. Так же неясно, имели ли камеры каменное перекрытие изначально или же некоторое время они стояли открытыми сверху, напоминая зороастрийские дахмы. В то же время, сохранность костного материала и его многочисленность свидетельствуют скорее в пользу того, что камеры после совершения в них захоронений изолировались сверху, то есть имели перекрытия, защищавшие человеческие останки от хищников. Среди обнаруженных в камерах предметов находилось оружие (бронзовые и железные наконечники стрел, колчанный крюк, железные мечи), орудия труда (пряслица, иглы, железные шилья и ножи, костяной игольник, каменные оселки), украшения и предметы туалета (височные подвески из плакированной золотом бронзы, бронзовые зеркала, терочники, бусы из гешира, пасты, камня и стекла), бытовые предметы (железные пряжки и наконечники ремней, керамическая посуда, терочники), культовые предметы ( глиняные и каменные курильницы, вотивные сосуды, амулеты, колокольчики). Особого внимания заслуживает полый костяной цилиндр - трубочка, квалифицируемый как игольница. Отдельные элементы выгравированного на данном предмете орнамента напоминают простейшие тамгообразные знаки, применявшиеся сарматами, юечжами и некоторыми другими народами Евразии эпохи раннего железа.
Возвращаясь к самому объекту отметим, что внутри центрального погребального сооружения, в четырех жертвенно-поминальных ящиках, примыкавших к погребальным камерам, обнаружены немногочисленные следы тризны: кости мелкого рогатого скота, зубы лошадей, фрагменты керамики и металлических изделий. Не исключено, что и погребальные, и жертвенно-поминальные ящики-камеры первоначально имели плоское каменное перекрытие, разрушенное при ограблении.
Снаружи к южному и восточному фасам крепиды центральчого погребального сооружения были пристроены две полукруглые каменные выкладки со следами сильного огня.
Заметим, что внутри восточной выкладки, в мощном слое золы зафиксирована преднамеренно положенная баранья лопатка, обычно используемая прорицателями, шаманами и др. у кочевых народов в качестве магического средства предсказания событий в некоторых исключительно важных ситуациях и во время ритуально-обрядовых действий.
Анализ инвентаря и погребального обряда позволяет предположить о двухслойное™ этого памятника. Как законченный и единый комплекс с четко регламентированной системой взаимосвязей между составными частями, со сложной семантикой и особым семиотическим статусом, он сложился в 4 в.до н.э., однако, через небольшой промежуток времени, исчерпав свои возможности, перестает функционировать как поминально-погребальный объект.
В середине 3 в.н.э. происходит его внезапное кратковременное возрождение, что подтверждается радиоуглеродным анализом костных остатков из погребальной камеры 2, выполненной в лаборатории геохимии изотопов и геохронологии геологического Института РАН Сулержицким Л.Д. -240+40 гг. н.э. (ГИН - 7855) и небольшим набором вещей - железными трехлопастными наконечниками стрел, пряжками, станковой керамической посудой и т.д.
В отличие от населения 4 в. до н.э. поздние жители региона практиковали обряд полного трупоположения. Для подзахоронений они использовали восточную и северную камеры, сильно потревожив при этом останки умерших 4 в. до н.э. Погребенные укладывались на спину, головами на Ю и ЮЮЗ и перекрыты небольшими плоскими плитами.
В результате изучения найденных человеческих останков выяснилось, что кочевники данного региона в антропологическом отношении являлись в основном европеоидами, но с ярко выраженной монголоидной примесью. Это подтверждает вывод о сложности процесса формирования новых степных этносов. Антропологическая реконструкция, выполненная по черепу одного из погребенных мужчин, позволила увидеть воссозданный образ реального человека, жившего в 3 в. н.э.
В 90-х годах прошлого столетия и в последние годы, на полуострове Тупкараган, в северо-восточном Прикаспии, исследована серия своеобразных погребально-поминальных памятников типа многокамерных "гробниц" со сводом и дромосом, часть которых оставлена, по-видимому, представителями какой-то группы союза массагетских племен. Хронология этих памятников охватывает время с 6 в до н.э. до 3 в. н.э.
Савроматские и сарматские культурные пласты Западной Азии (под этой географической номенклатурой мы подразумеваем современную территорию Манкыстауской, Атырауской, Западно-Казахстанской и Актюбинской областей РК) представлены великолепными изделиями из золота, бронзы, кости, выполненные в лучших традициях скифо-сибирского звериного стиля. Среди них отметим, массивные бляхи от конского снаряжения в виде свернувшегося в кольцо кошачьего хищника, фигурки птиц, грифонов, а также золотые украшения из некрополей Кырыкоба, Лебедевка и Тунгуш.
Таким образом, беглая характеристика последних открытий на территории Казахстана демонстрирует яркость и разнообразие памятников, характеризующих высокую культуру древних номадов; показывает перспективность исследований нерешенных проблем хронологии, типологии, классификации и интерпретации археологических материалов, а также позволяет определить вклад и значение культурных достижений скифо-сакских народов Казахских степей, живших в 1 тыс. до н.э. В тоже время интенсивное развитие археологических поисков на современном этапе настоятельно диктует внедрение в гуманитарные исследования новейших достижений естественных и технических наук, следовательно, реализации мультидисциплинарного методического подхода к этим исследованиям.
